— Не торопись! — Ее пальцы стремительно коснулись его губ, что называется, "запирая уста". — Пожалуйста! — Добавила она. — Дай мне собраться с мыслями, разобраться... с собой... Ну, ты же не маленький, должен понимать. — Грустно улыбнулась она. — И потом, после Зальцбурга я, скорее всего, должна буду вернуться в Москву.
— И вернешься? — Насторожился Олег.
— А почему бы и нет? До 37-го целый год. Снова пошлют, а если не вернусь... Нелегальное положение?
— А так легальное?
— Так я под своим именем в Париже могу появиться, а если не вернусь, искать станут. Ты же знаешь!
— Тоже верно, — кивнул Олег, в голове которого вдруг начала формироваться нетривиальная идея. Рискованная, дерзкая, но зато куда как более эффектная и эффективная, чем индивидуальный террор мелкого пошиба.
— Что? — Насторожилась Таня, почувствовав что "что-то происходит".
— Ты едешь, как курьер? — спросил он вместо ответа.
— Да.
— А вот скажи, мог бы кто-нибудь "вычислить", что ты связана с коммунистами?
— В каком смысле? — нахмурилась Таня, еще не уловившая к чему он клонит.
— Ну, кто-нибудь, кто мог бы "стукнуть" мне – немцу – что вот эта барышня была связана с французской компартией?
— Ты серьезно?
— Вполне, Танечка! Ну, напрягись!
— Питер Кольб! — Выпалила Таня.
— Кто он? — Сразу же взялся за дело Олег.
— Мы с ним учились вместе... он эльзасец... Он мог знать, хотя я не уверена, что знал... А потом он уехал в Германию... Вроде бы вступил в НСДАП...
— Ты знаешь, где он сейчас?
— Семь месяцев назад был в Париже.
* * *
— В Зальцбург тебе нельзя. — В этом вопросе Таня была непреклонна и, в принципе, совершенно права. Разведка не детская игра в песочнице, но сердце, черт возьми, с прописными истинами соглашаться не желало.
— Я вернусь завтра, но завтра ты ко мне даже близко не подойдешь — Сказала она непререкаемым тоном и посмотрела Олегу в глаза уже взглядом "я начальник – ты дурак". Судя по всему, она знала, какое впечатление производит на него – и, вероятно, не только на него – этот взгляд "глаза в глаза". — Вполне возможно, что за мной будут следить.
— С чего бы это? — Насторожился Ицкович.
— У меня это первое самостоятельное задание, — объяснила Таня. — И отсюда я еду в Голландию к нашему резиденту, так что вполне могут проследить.
"К резиденту... в Голландию..." — что-то мелькнуло в голове, но ушло раньше, чем Олег смог сосредоточиться на этой смутной, — а иначе бы и не ушла, — мысли.
— Значит... — Сказал он, но Таня его сразу же перебила, по-видимому, выудив содержание его несостоявшейся реплики из весьма, следует отметить, прозрачной интонации.
— Значит, мы встретимся через неделю в Антверпене, — пообещала Жанна и улыбнулась. — Говорят там замечательный железнодорожный вокзал. Я приеду из Гааги днем...
— Гаага! — Ускользнувшая в небытие мысль вернулась к Ицковичу, как собака с палкой в зубах, только вместо палки, она притащила обрывок воспоминания, что-то читанное много лет назад в одной из любимых Олегом книг по истории разведки. — Гаага... — повторил он. — Ты едешь к Вальтеру?
— А ты откуда?... — Татьяна не то, чтобы была напугана, но, пожалуй, все же встревожена.
— Знаешь, сколько я этой мути в свое время прочел? И его книгу читал, и книги о нем. Интересная личность. Впрочем, там неинтересных не было.
— Там неинтересных нет. — Поправила Олега Таня.
— Поймала! — Усмехнулся он. — Значит, 16-го в Антверпене.
– 16-го или 17-го. — Кивнула женщина. — Встречай меня с двух до четырех. А если не появлюсь... Ну! Баст, не будь ребенком!
Очевидно, выражение лица Олега недвусмысленно отразило эмоции, но он вдруг настолько испугался, что она вот так вот уйдет сейчас в никуда и больше не вернется, что даже стесняться не стал. Не до стеснений ему было.
— Баст, мы же договорились! — Татьяна и встала из-за стола. — Если ты думаешь, что мне не страшно, ошибаешься. Но если не появлюсь, действуем, как договорились. — Она еще раз посмотрела ему в глаза, повернулась и, уже не оглядываясь больше, вышла из кафе, где они коротали время до отправления поезда на Зальцбург.
"Вернется? — Спросил себя Олег. — Вернется! — Твердо решил Баст. — Не может не вернуться, и если вернется, значит..."
"Ничего это не значит, — вынужден был согласиться он через минуту. — Даже если она вернется, что из этого? Дружба и любовь – суть разные вещи".
— Оберст! — Окликнул он кельнера. — Здесь можно достать французские газеты?
— Разумеется. — Сдержанно поклонился кельнер. — Какую именно газету желал бы получить, господин.
– Le Figaro.
— Я сейчас же пошлю мальчика, — кивнул кельнер, и через пять минут — Олег даже не успел допить свой кофе по-венски – ему действительно вручили газету. И следующие пятнадцать минут, кляня себя за глупость, Баст фон Шаунбург вынужден был имитировать заинтересованное чтение. Разумеется, Баст в отличие от Олега знал французский, что называется, изрядно, но все же не настолько, чтобы просто читать и уж тем более, чтобы получать от этого удовольствие. Однако за муки свои он был вознагражден самым неожиданным образом: в разделе объявлений Ицкович наткнулся на краткое и совершенно невразумительное для непосвященных сообщение о женитьбе некоего Николя Саркози на некоей Карле Бруни. Остальное было уже полным бредом, который, однако же, расшифровывался, как номер парижского телефона.
Теперь оставалось только опрометью нестись на главпочтамт и звонить... А кому кстати? Кто дал объявление? Поскольку сам Ицкович его не давал, полагая излишним, это мог быть или Витька, или Степа. Но кто из них и почему сейчас, а не через месяц или два, как договаривались? Темна вода во облацех...
Глава 5. Дороги, которые мы выбираем.
— Дамы и господа, через несколько минут наш поезд прибывает на морской вокзал Гавра.
Повторяя эти слова раз за разом, кондуктор шёл по коридору и звонил в колокольчик. Степан посмотрел на часы – с утра всё шло по расписанию. Семь утра – подъём, без пятнадцати восемь – завтрак, девять — Северный вокзал и поезд для пассажиров "Compagnie générale transatlantique", спешащих на рейс Гавр — Нью-Йорк. Теперь полдень – через час пакетбот "Иль-де-Франс" отвалит от берегов Европы и через пять дней доставит его в порт Нью-Йорка – вечную пристань европейцев, желающих начать новую жизнь.
Поезд затормозил, и за окнами вагона стало темнее – они въехали под крышу вокзала. Пассажиры поднялись с мест. Сразу стало тесно.
— Мадам, вы позволите? — Степан снял с багажной полки тяжёлый чемодан и поставил его на пол.
— О, большое спасибо, мсье, — поблагодарила его пожилая дама чуть старше его (в смысле, его старого) возраста, — не были бы вы так любезны, помочь мне ещё с тем чемоданом?
Если этот чемодан был большим, то тот, второй, оказался попросту огромным. Степан еле удержал его от падения на голову старичка в шляпе. Что эта тётка там запаковала? Вывозит из Европы золото в слитках?
— Ещё раз большое спасибо, — старушка не отставала, — таких любезных молодых людей теперь не каждый день встретишь.
"Теперь не открутиться, — подумал Степан, — сейчас попросит дотащить её баулы до выхода".
— Большое спасибо, мадам, никаких проблем, — сказал он ей обречённо.
— Ой, — всплеснула она руками, — а вы не могли бы мне помочь донести мои чемоданы до выхода? — Степан мысленно возвёл очи горе.
- Разумеется, мадам.
По сравнению с тёткиными без малого сундуками его чемоданчик выглядел лёгкой и изящной безделушкой. Правда, держать два чемодана в одной руке было неудобно. Впрочем, в проходе сразу образовалась пробка, так что багаж приходилось не столько тащить, сколько шаг за шагом перетаскивать.
— Скажите, мсье, — не унималась старая дама, — вы ведь бельгиец? — ответа она ждать не стала, — Скажите, вы не знакомы с капитаном Бараном? С капитаном Филиппом Бараном из Брюсселя?
— Мне очень жаль, мадам, но, к сожалению, я никогда не слышал о капитане Баране, — выдавил из себя Степан, протискивая тёткины чемоданы ещё на один шаг вперёд.
— Ой, какая жалость, — воскликнула дама за спиной, — а то я надеялась, что наконец-то найду кого-нибудь, кто его знает. Вы знаете, мсье, мы познакомились с ним, когда он был в отпуске в Париже. Это было как раз в разгар Великой Войны. Мы с ним..., — она запнулась, — А когда война кончилась, он вернулся к себе в Брюссель. А потом письма от него перестали приходить. Может быть, вы его всё-таки где-то встречали, может быть не в Брюсселе..., — в голосе засквозила тоска.
